Назад


                        04.06.1867 - 24.12.1942

     Москва, Издательство "Правда", 1990
     OCR: Вадим Баскаков




     Сонет

     Я окружен огнем кольцеобразным,
     Он близится, я к смерти присужден, -
     За то, что я родился безобразным,
     За то, что я зловещий скорпион.

     Мои враги глядят со всех сторон,
     Кошмаром роковым и неотвязным, -
     Нет выхода, я смертью окружен,
     Я пламенем стеснен, многообразным.

     Но вот, хоть все ужасней для меня
     Дыханья неотступного огня,
     Одним порывом полон я, безбольным,

     Я гибну. Пусть. Я вызов шлю судьбе,
     Я смерть свою нашел в самом себе,
     Я гибну скорпионом - гордым, вольным.




     В замке был веселый бал,
     Музыканты пели.
     Ветерок в саду качал
     Легкие качели.

     В замке, в сладостном бреду,
     Пела, пела скрипка.
     А в саду была в пруду
     Золотая рыбка.

     И кружились под Луной,
     Точно вырезные,
     Опьяненные Весной,
     Бабочки ночные.

     Пруд качал в себе звезду,
     Гнулись травы гибко.
     И мелькала там в пруду
     Золотая рыбка

     Хоть не видели ее
     Музыканты бала,
     Но от рыбки, от нее,
     Музыка звучала.

     Чуть настанет тишина,
     Золотая рыбка
     Промелькнет, и вновь видна
     Меж гостей улыбка.

     Снова скрипка зазвучит,
     Песня раздается.
     И в сердцах Любовь журчит,
     И Весна смеется.

     Взор ко взору шепчет: "Жду!"
     Так светло и зыбко.
     Оттого, что там в пруду -
     Золотая рыбка.



     Сонет

     Мне хочется безгласной тишины,
     Безмолвия, безветрия, бесстрастья.
     Я знаю, быстрым сном проходит счастье,
     Но пусть живут безрадостные сны.

     С безрадостной бездонной вышины
     Глядит Луна, горят ее запястья.
     И странно мне холодное участье
     Владычицы безжизненной страны.

     Там не звенят и не мелькают пчелы.
     Там снежные безветренные долы,
     Без аромата льдистые цветы.

     Без ропота безводные пространства,
     Без шороха застывшие убранства,
     Без возгласов безмерность красоты.




     Отдать себя на растерзанье,
     Забыть слова - мое, твое,
     Изведать пытку истязания,
     И полюбить как свет ее.

     Не знать ни страха, ни раскаянья,
     Благословить свою печаль,
     Благословить свое отчаянье,
     Сказать - мне ничего не жаль.

     Быть равным с низкими, неравными,
     Пред криком - нежным быть как вздох:
     Так правят силами державными,
     Так меж людей ты будешь Бог.



     Отчего мне так душно? Отчего мне так скучно?
     Я совсем остываю к мечте.
     Дни мои равномерны, жизнь моя однозвучна,
     Я застыл на последней черте.

     Только шаг остается: только миг быстрокрылый,
     И уйду я от бледных людей.
     Для чего же я медлю пред раскрытой могилой?
     Не спешу в неизвестность скорей?

     Я не прежний веселый, полубог вдохновенный,
     Я не гений певучей мечты.
     Я угрюмый заложник, я тоскующий пленный,
     Я стою у последней черты.

     Только миг быстрокрылый, и душа, альбатросом,
     Унесется к неведомой мгле.
     Я устал приближаться от вопросов к вопросам,
     Я жалею, что жил на Земле.




     Только бы встречаться.
     Только бы глядеть.
     Молча сердцем петь.
     Вздрогнуть и признаться.
     Вдруг поцеловаться.
     Ближе быть, обняться.
     Сном одним гореть.
     Двум в одно смешаться.
     Без конца сливаться.
     И не расставаться.
     Вместе умереть.




     Сознанье, Сила и Основа
     Три Ипостаси Одного,
     О, да, вначале было Слово,
     И не забуду я его.
     В круженьи Солнца мирового
     Не отрекусь ни от чего.


     * * *..

     Он спросил меня: Ты веришь?
     Нерешительное слово!
     Этим звуком не измеришь
     То, в чем есть моя основа.

     Да, не выражу я бледно,
     То, что ярко ощущаю.
     О, с бездонностью, победно,
     Ослепительно - я знаю!




     Как нежный звук любовных слов
     На языке полупонятном,
     Твердит о счастьи необъятном
     Далекий звон колоколов.

     В прозрачный час вечерних снов
     В саду густом и ароматном
     Я полон дум о невозвратном,
     О светлых днях иных годов.

     Но меркнет вечер, догорая,
     Теснится тьма со всех сторон;
     И я напрасно возмущен

     Мечтой утраченного рая;
     И в отдаленьи замирая,
     Смолкает колокола звон.



     Эдгар А. По. (Перевод К.Д.Бальмонта)



     Слышишь, сани мчатся в ряд,
     Мчатся в ряд!
     Колокольчики звенят,
     Серебристым легким звоном слух наш сладостно томят,
     Этим пеньем и гуденьем о забвенье говорят.
     О, как звонко, звонко, звонко,
     Точно звучный смех ребенка,
     В ясном воздухе ночном
     Говорят они о том,
     Что за днями заблужденья
     Наступает возрожденье,
     Что волшебно наслажденье - наслажденье нежным сном.
     Сани мчатся, мчатся в ряд,
     Колокольчики звенят,
     Звезды слушают, как сани, убегая, говорят,
     И, внимая им, горят,
     И мечтая, и блистая, в небе духами парят;
     И изменчивым сияньем,
     Молчаливым обаяньем,
     Вместе с звоном, вместе с пеньем, о забвенье говорят



     Слышишь к свадьбе зов святой,
     Золотой!
     Сколько нежного блаженства в этой песне молодой!
     Сквозь спокойный воздух ночи
     Словно смотрят чьи-то очи
     И блестят,
     Из волны певучих звуков на луну они глядят.
     Из призывных дивных келий,
     Полны сказочных веселий,
     Нарастая, упадая, брызги светлые летят.
     Вновь потухнут, вновь блестят
     И роняют светлый взгляд
     На грядущее, где дремлет безмятежность нежных снов,
     Возвещаемых согласьем золотых колоколов!



     Слышишь, воющий набат,
     Точно стонет медный ад!
     Эти звуки, в дикой муке, сказку ужасов твердят.
     Точно молят им помочь,
     Крик кидают прямо в ночь,
     Прямо в уши темной ночи
     Каждый звук,
     То длиннее, то короче,
     Выкликает свой испуг, -
     И испуг их так велик,
     Так безумен каждый крик,
     Что разорванные звоны, неспособные звучать,
     Могут только биться, виться и кричать, кричать, кричать!
     Только плакать о пощаде
     И к пылающей громаде
     Вопли скорби обращать!
     А меж тем огонь безумный,
     И глухой и многошумный,
     Все горит,
     То из окон, то по крыше,
     Мчится выше, выше, выше,
     И как будто говорит:
     Я хочу
     Выше мчаться, разгораться - встречу лунному лучу, -
     Иль умру, иль тотчас-тотчас вплоть до месяца взлечу!
     О, набат, набат, набат,
     Если б ты вернул назад
     Этот ужас, это пламя, эту искру, этот взгляд,
     Этот первый взгляд огня,
     О котором ты вещаешь, с плачем, с воплем и звеня!
     А теперь нам нет спасенья,
     Всюду пламя и кипенье,
     Всюду страх и возмущенье!
     Твой призыв,
     Диких звуков несогласность
     Возвещает нам опасность, -
     То растет беда глухая, то спадает, как прилив!
     Слух наш чутко ловит волны в перемене звуковой,
     Вновь спадает, вновь рыдает медно-стонущий прибой.



     Похоронный слышен звон,
     Долгий звон!
     Горькой скорби слышны звуки, горькой жизни кончен сон, -
     Звук железный возвещает о печали похорон!
     И невольно мы дрожим,
     От забав своих спешим
     И рыдаем, вспоминаем, что и мы глаза смежим.
     Неизменно-монотонный,
     Этот возглас отдаленный,
     Похоронный тяжкий звон,
     Точно стон -
     Скорбный, гневный
     И плачевный -
     Вырастает в долгий гул,
     Возвещает, что страдалец непробудным сном уснул.
     В колокольных кельях ржавых
     Он для правых и неправых
     Грозно вторит об одном:
     Что на сердце будет камень, что глаза сомкнутся сном.
     Факел траурный горит,
     С колокольни кто-то крикнул, кто-то громко говорит.
     Кто-то черный там стоит,
     И хохочет, и гремит,
     И гудит, гудит, гудит,
     К колокольне припадает,
     Гулкий колокол качает -
     Гулкий колокол рыдает,
     Стонет в воздухе немом
     И протяжно возвещает о покое гробом.


     Эдгар А. По. (Перевод К.Д.Бальмонта)

     Это было давно, это было давно
     В королевстве приморской земли:
     Там жила и цвела та, что звалась всегда,
     Называлася Аннабель-Ли, -
     Я любил, был любим, мы любили вдвоем,
     Только этим мы жить и могли.

     И, любовью дыша, были оба детьми
     В королевстве приморской земли,
     Но любили мы больше, чем любят в любви -
     Я и нежная Аннабель-Ли, -
     И, взирая на нас, серафимы небес
     Той любви нам простить не могли.

     Оттого и случилось когда-то давно
     В королевстве приморской земли:
     С неба ветер повеял холодный из туч,
     Он повеял на Аннабель-Ли;
     И родные толпой многознатной сошлись,
     И ее от меня унесли,
     Чтоб навеки ее положить в саркофаг
     В королевстве приморской земли.

     Половины такого блаженства узнать
     Серафимы в раю не могли,
     Оттого и случилось (как ведомо всем
     В королевстве приморской земли):
     Ветер ночью повеял холодный из туч -
     И убил мою Аннабель-Ли.

     Но, любя, мы любили сильней и полней
     Тех, что страсти бремя несли,
     Тех, что мудростью нас превзошли, -
     И ни ангелы неба, ни демоны тьмы
     Разлучить никогда не могли,
     Не могли разлучить мою душу с душой
     Обольстительной Аннабель-Ли.

     И всегда луч луны навевает мне сны
     О пленительной Аннабель-Ли;
     И зажжется ль звезда, вижу очи всегда
     Обольстительной Аннабель-Ли;
     И в мерцаньи ночей я все с ней, я все с ней,
     С незабвенной - с невестой - с любовью моей, -
     Рядом с ней распростерт я вдали,
     В саркофаге приморской земли.




Рейтинг ресурсов УралWeb



Hosted by uCoz